Ранним майским вечером 1963 года молодой человек бодро шагал по Третьей Авеню, держа правую руку в кармане. Воздух был восхитителен и свеж, цвет неба плавно изменялся от светло-синего до спокойного и очаровательно фиолетового сумрака. Это был один из тех вечеров, которые заставляют людей полюбить город. Стоящие в открытых дверях закусочных, химчисток и ресторанчиков выглядели улыбающимися. Старушка, везущая две сумки с бакалеей в старой детской коляске, улыбнулась молодому человеку и кивнула ему: «Эй, красавчик!» Он слегка улыбнулся и поднял руку в ответном приветствии.
Она двинулась дальше, думая: «Он влюблен».
Он действительно выглядел влюбленным. Легкий серый костюм, слегка ослабленный галстук, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Темные волосы коротко подстрижены. Хорошо сложен, глаза голубые… Ничего примечательного, но этим свежим весенним вечером, на этой улице, в мае 1963-го — он был прекрасен. Пожилая женщина вдруг поймала себя на ностальгической мысли о том, что такой весной каждый может быть прекрасным, если он спешит на встречу с девушкой своей мечты, чтобы поужинать с ней и, быть может, немного потанцевать после. Весна — единственное время года, когда ностальгия не оборачивается горечью. Женщина была рада, что она заговорила с этим юношей, и что он вернул ей комплимент подобием салюта.
Молодой человек пересек 63-ю улицу слегка пружинящей походкой же с той же легкой улыбкой. По дороге он встретил мужчину, стоящего около ободранной зеленой тележки с цветами — преобладающим был желтый цвет: желтизна нарциссов и ранних крокусов. Были в тележке также красные гвоздики и несколько чайных роз — в большинстве желтые и белые. Мужчина сосредоточенно грыз сухарь и слушал примостившийся на краю тележки громоздкий транзисторный приемник.
Радио сообщало не очень приятные новости, но никто не обращал на них внимания: убийца с молотком все еще на свободе; Джи Эф Кей объявил, что ситуация в небольшой азиатской стране, называемой Вьетнам (диктор почему-то произнес «Вайтнам») будет всесторонне оценена; тело неопознанной женщины было поднято со дна Ист Ривер; большое жюри не смогло выдвинуть обвинения во время очередной кампании по борьбе с распространителями героина; русские взорвали ядерную бомбу… Все это казалось нереальным, не имеющим значения. Воздух был свеж и сладок. Два тучных мужчины около булочной обменивались шуточками. Весна балансировала на грани лета, а летом город впадает в спячку.
Молодой человек прошел мимо цветочника, и отзвук новостей стал постепенно затихать. Юноша нерешительно обернулся, задумавшись. Пальцы снова сжали что-то в кармане пиджака. На мгновение на его лице появилось выражение нерешительности, одиночества и даже какого-то испуга. Но, стоило ему вынуть руку из кармана, и он вновь приобрел прежний вид нетерпеливого ожидания.
Улыбаясь, юноша повернулся к тележке. Он принесет цветы, чтобы сделать ей приятное. Он так любил смотреть, как ее глаза вспыхивают радостью и удивлением, когда он приносил ей подарки — скромные, он был вовсе не богат. Пакетик леденцов. Браслет. А один раз просто несколько апельсинов.
— Мой юный друг, — обратился продавец цветов к юноше, окинувшему взглядом товар в тележке.
Продавцу было под семьдесят, и, невзирая на теплый вечер, он был одет в свитер и вязаную шапочку. Лицо его избороздили морщины, словно составляя карту неведомой страны, под глазами явственно проступали мешки. Между пальцев дымилась сигарета. Но и он вспомнил, что это значит — быть молодым в такой вот весенний вечер, молодым и влюбленным настолько, что, кажется, можешь достичь всего, чего пожелаешь. Обычно хмурый, продавец неожиданно улыбнулся, как и пожилая женщина со своими сумками — они видели этого парня насквозь.
Мужчина смахнул крошки со своего свитера и подумал: «Если этот парень болен, то ему нужен курс интенсивной терапии».
— Сколько стоят цветы? — спросил молодой человек.
— За доллар я сделаю вам прекрасный букет. Чайные розы выращены в теплице, и стоят подороже — по семьдесят центов за штуку, но я могу продать вам полдюжины за три с половиной доллара.
— Немного дороговато, — заметил юноша.
— Мой юный друг, ничего не достается даром. Неужели ваша мамочка никогда не говорила вам об этом?
Молодой человек усмехнулся:
— Мне кажется, она упоминала что-то подобное.
— Конечно, упоминала. Я дам вам шесть роз: две красные, две желтые, две белые. Добавлю немного аспарагуса — им это нравится — и оберну парой листов папоротника. Великолепно! Или вы все же желаете купить букет за доллар?
— Им? — переспросил юноша, все еще улыбаясь.
— Мой юный друг, — продавец щелчком отправил окурок сигареты в сточный желоб и продолжил, — в мае никто не покупает цветы для себя. Это как официальный закон, понимаете, о чем я?
Молодой человек представил счастливое, сияющее лицо Нормы, ее нежную улыбку и слегка кивнул головой.
— Кажется, я согласен.
— Конечно же, вы согласны. Каков ваш выбор?
— А как вы думаете?
— Я скажу, что я думаю, приятель. Советы ведь пока еще дают даром, не так ли?
— Это единственное, что осталось, — заметил юноша с ухмылкой.
— Вы чертовски правы. Слушайте, мой юный друг. Если эти цветы предназначены вашей матери, принесите ей букет. Несколько нарциссов, немного крокусов, пара лилий. Тогда ей не придется говорить тебе: «Ох, сынок, мне так они нравятся, наверно, они стоят очень дорого, слишком дорого, когда же ты научишься не швырять деньги на ветер?»
Молодой человек пожал плечами и рассмеялся.
— Но если цветы для вашей девушки, — продолжал продавец, — то это совсем другое дело, сынок, и ты это знаешь. Если ты принесешь ей чайные розы, она не будет заниматься подсчетами, нет. Она обнимет тебя и…
— Я беру розы, — перебил его юноша, и теперь уже продавец рассмеялся. Двое у булочной с улыбкой обернулись в их сторону.
— Эй, парень, — крикнул один из них, — хочешь купить мое обручальное кольцо? Мне оно порядком надоело!
Молодой человек покраснел до корней своих волос.
Цветочник выбрал шесть роз, слегка подрезал стебли, сбрызнул цветы водой и упаковал их в большой конический сверток.
— Погода сегодня именно такая, какой вы ждете, — провозгласило радио, — тихая и прекрасная. Температура около 70 по Фаренгейту. И, если вы романтик, то это превосходный вечер для того, чтобы полюбоваться звездами. Наслаждайся, Великий Нью-Йорк!"
Продавец заклеил липкой лентой края бумажного пакета.
— И передайте своей подружке, чтобы она добавила в воду немного сахара, цветы тогда будут дольше стоять.
— Я передам ей, — пообещал юноша, протягивая продавцу пятидолларовую бумажку. — Благодарю вас.
— Не за что, сынок, это моя работа, — цветочник протянул доллар и два двадцатипятицентовика сдачи. Улыбка его стала еще шире. — Поцелуй ее за меня.
По радио передавали популярную песню «Шерри». Молодой человек спрятал деньги в карман и двинулся дальше по улице. В глазах его сквозило нетерпеливое возбуждение и он не обращал внимания на обтекавшую его жизнь Третьей Авеню, живя только радостным предвкушением. Но отдельные моменты он
все же замечал: ребенок в коляске, перемазанный мороженым; девочка, прыгающая через веревочку, в такт напевающая считалочку.
Около прачечной две женщины курили, обмениваясь впечатлениями; группа мужчин обступили витрину магазина радиотоваров — на огромном телевизоре с четырехзначным ценником шел бейсбольный матч. И хотя лица игроков казались
зелеными, а поле — мутнокрасного цвета, это было неважно — ньюйоркцы обыгрывали команду из Филадельфии со счетом 6:1.
Юноша с цветами проходил мимо, не замечая, что женщины у прачечной на мгновенье прекратили разговор и задумчиво посмотрели ему вслед — давно прошли те дни, когда им дарили цветы; не замечая, как молодой регулировщик резким свистком остановил все автомобили на углу Третьей Авеню и 63-й улицы,
пропуская его. Регулировщик узнал то мечтательное выражение на лице молодого человека, которое сам часто видел в зеркальце для бритья. Не заметил он и двух девчушек, которые расступились перед ним, слегка хихикнув.
На 73-й улице он повернул направо. Здесь было немного темнее. Чуть дальше, кварталах в трех, в угасающем свете шла игра в мяч. Молодой человек свернул в узкий переулок кварталом ближе.
Звезды мягко подмигивали с неба, темный переулок, окруженный смутными очертаниями мусорных баков, был наполнен неясными тенями. Молодой человек был здесь один — но нет, не совсем. Вибрирующий вой раздался в фиолетовом сумраке, и юноша испуганно вздрогнул. Это была кошачья любовная песнь, и она отнюдь не ласкала слух.
Парень замедлил шаг и посмотрел на часы. Было уже четверть девятого, и Норма должна бы…
Тут он увидел ее, идущую навстречу из внутреннего дворика. Фигурка в темно-синих джинсах и в белой парусиновой блузке заставила вздрогнуть его сердце. Каждый раз, когда он видел ее, это было приятным сюрпризом — она выглядела такой юной. Лицо юноши озарилось улыбкой и он прибавил шаг.
— Норма! — позвал он.